Сага о Хелоте из Лангедока - Страница 83

Барон восседал справа от него, баронесса – слева. Имлах задумчиво ковыряла в ухе обглоданной утиной косточкой и, казалось, была погружена в свои думы. Десятка два горностаев с кудахтаньем носились по полу под ногами пирующих, гоняя огромный мосол. В воздухе стоял крепкий мускусный дух.

– Как самочувствие, друг мой? – благосклонно обратился к своему гостю барон.

– Превосходно, – ответил Хелот. Он и впрямь чувствовал себя бодрым и крепким, как никогда.

– Это хорошо, – одобрил барон. – А то ведь никогда наперед не знаешь, как обернется новое волшебство моей Имлах. Она у меня умница, шалунья, все ковыряется да возится с чарами, снадобьями, книжками. Много всякого изобрела, да вот на ком попробовать? Мы потому так обрадовались тебе, дакини, что ты чужой. Если помрешь – не очень-то и жалко. Имлах поперхнулась. Барон повернулся к ней: – А что, разве не так. Кукушкин Лен? Кто бы дал тебе испытывать непроверенные чары на ком-нибудь из Народа?

– Не только же в этом дело... – начала Имлах, покраснев.

Барон отмахнулся. В этот момент один из горностаев, разыгравшись, ухватил хозяина за палец и больно укусил. Показалась кровь. Рассвирепев, барон отшвырнул зверька и наподдал ему вдобавок ногой. Раздался отвратительный скрежет, как будто кто-то нарочно шаркал ножом по фаянсовой тарелке. Даже не верилось, что подобные звуки мог испускать такой нежный зверек. Он сжался в пушистый меховой шарик и орал, орал, орал... До Хелота донесся самый отвратительный смрад на свете – святой Сульпиций сказал бы ему, что так пахнет нашатырный спирт.

– Он еще и развонялся! – возмущенно завопил барон, вскакивая из-за стола и едва не опрокинув при этом гигантское блюдо, где в великом множестве плавали по озеру соуса кости четырех уток. Пылая гневом, Теленн Гвад бросился было на зверька, как вдруг, словно из-под земли, перед ним вырос все тот же маленький высокомерный человечек в причудливой одежде – Лаймерик.

– Остановись, Теленн Гвад! – вскричал он, простирая руки. – Не прикасайся более к несчастному созданию!

С этими словами он наклонился над зверьком. Барон постоял, покачал в воздухе ногой как бы в размышлении, не пнуть ли заодно и этого наглеца Лаймерика, но затем передумал и аккуратно поставил ногу на пол.

Лаймерик взял зверька на руки. Тот злобно зашипел и испустил вторую струю омерзительной вони.

– Бедная зверюшка, – пробормотал Лаймерик, исчезая вместе с горностаем.

Покряхтев, Теленн Гвад уселся на свое место за столом и залпом осушил еще кубок.

– А ты знаешь ли, дакини, – обратился он к Хелоту, – кто принимает тебя в гостях?

– Щедрый, великодушный и могучий великан, – предположил Хелот. Он решил быть вежливым, насколько у него это получится. Гури Длинноволосый изрядно подпортил ему манеры, и Хелот не раз поминал валлийскую знаменитость незлым тихим словом.

– Не только великан! – вскричал барон. – Я спою тебе мою боевую песнь, юноша из рода дакини, дабы ты оценил... – Он поперхнулся и долго кашлял, пока не стал совершенно багровым.

– Я спою ее тебе на древнем языке моего народа! Внимай!

И он заревел, напрягая шею и колыхаясь брюхом. Хелот не понимал ни слова, но этого было и не нужно. Песнь была воинственна, архаична и, без всякого сомнения, сочетала в себе похвальбы и угрозы. Кроме того, барон явно не попадал в такт и был не в ладах мелодией. Но пел он от всей своей великаньей души, и это тоже было весьма ощутимо. Наконец он замолчал и с торжеством уставился на Хелота:

– Ну, понял что-нибудь?

– Да, – сказал Хелот и привел свою версию перевода:

"Я – Теленн Гвад из замка Аррой, Я убил много-много врагов.
Я убью еще больше врагов..."

– Верно, – озадачился Теленн Гвад. – А ты умнее, чем я думал, дакини. Тебе ведом язык великанов? Ты знаешь древние наречья?

– Нет, что вы, сэр. Мне ведомы нравы воинов, – скромно отозвался Хелот. – Я и сам воин...

– Да, это было сразу заметно, – сказал Теленн Гвад. – Поэтому я и пришел тебе на помощь. Да, я сразу понял, кто ты такой. А знаешь ли ты, кто я такой?

– Вы, сэр, – Теленн Гвад, который убил много врагов, – сказал Хелот и поднял свой кубок. – И я хотел бы выпить за процветание вашего рода.

– Благодарю. – Теленн Гвад вылил в себя еще полпинты эля и заговорил снова: – Даже боги с уважением относятся к нам, великанам. Знаешь ли ты, кем была моя мать? Могучая великанша Скади – так ее звали. Когда она потеряла отца, то, не помня себя от горя, надела лыжи, подбитые мехом куницы, и помчалась по снежным холмам, все выше и выше, покуда не добралась до крепости, за стенами которой отсиживались боги. Ибо струсили они, прослышав о том, что Скади идет. Мстить за отца бежала она на лыжах, и все трепетали. И вот Скади предстала перед богами, пылая гневом, ужасная в своей печали по отцу. И тогда боги сказали: «Сейчас ты рыдаешь, Скади, но ведь настанет время, когда вновь будешь ты смеяться». Но безутешная дочь отвечала: «Нет, никогда не перестану я убиваться по отцу». Так она сказала, гордая, непреклонная Скади, и приготовилась уничтожать богов своим могучим копьем.

Барон вытащил из тарелки горностая, подержал его за шкирку и выронил на пол. Пискнув, зверек умчался. – И тогда боги сказали: «Хорошо, убей нас, Скади. Но ответь сперва: если нам удастся развеселить тебя, откажешься ты от своей мести?» И она дала слово оставить злые думы на богов, если им удастся насмешить ее в час великой скорби по убитому отцу.

– И что? – спросил Хелот. – Удалось им заставить смеяться безутешную сироту?

– А как же! На то они и боги, – ответил барон и звучно рыгнул. Один из горностаев, сидевших возле его ноги, приподнялся на задние лапки и встал столбиком, прислушиваясь и принюхиваясь. – Один из них, лиса лисой, самый хитроумный из всех, сделал это. Славной была его шутка! Он привязал к причинному месту бороду козла... И, увидев это, рассмеялась Скади и утерла слезы. Радость жизни вернулась к ней. Такова целительная сила веселья. Много лет жила она и родила много детей, в том числе и меня.